Похмелье - зло. Тысячи лет подряд Феликс только убеждался в этом раз за разом, наблюдая уже не столько за собой, сколько за другими. За своей дочерью, например. Такая забавная, такая молодая и замечательная, такая.. Такая, мать ее.. Сбежавшая! Интересно, Ира ведь не настолько наивна, что думала, будто он просто так отпустит ее на все четыре стороны из под родительского крыла? Девчушка сама прекрасно справлялась, необходимости вмешиваться не было, а года - что, года? С высоты своего возраста грех воспринимал их скорее за те мгновения, в которые стрелка часов переходит к следующему делению, нежели за единицу времени. Те мимолетные мгновения.. Он нахмурился и потер переносицу, отгоняя от себя воспоминания о ее матери, женщине, которую всем своим существом любил. Завидовал свету ее души, к которому тянулся, но любил. И судьба, надо сказать, даже не сыграла с ним злую шутку, скорее поступила по заезженному сценарию: мотыльки, они всегда сдуру мчатся на свет, но с размаху влетают в огонь - и вспыхивают жарко. Пережить потерю было нелегко, пускай к сему моменту и чувства давно поблекли, будучи загнанными на грань сознания и развеянными ветром, но иногда, право, казалось, будто стрелки часов готовы разорвать разум на части.
Уголок губ криво разрезается оскалом-полуулыбкой, ладонь ложится на холодное, мутное, полупрозрачное стекло бутылки с джином, пальцы цепко обхватывают ее и подносят ко рту. Силой он заставляет себя сделать глоток и брезгливо морщится - от алкоголя тошнит, тошнит от его вкуса и запаха, он давно уже не согревает тело и не приносит ожидаемого облегчения. Мерзость. Кто-то задевает его плечом, руки чуть подрагивают от желания схватить незнакомца за глотку, как за горлышко бутылки, да сжать посильнее, ловить слухом стоны и хрипы, чувствуя, как испуганно бьется пульс под кожей..
Стекло трещит, бутылка разбивается о стену. Довольно. Феликс сжимает разве что свой кулак, перехватывает трость поудобнее и открывает дверь таверны, в окна которой задумчиво поглядывал время от времени.
- И чего я тут жду?
Он поджал губы, бросив быстрый взгляд на разложенные по столу карты. Все уже знает, чертовка - ведьма, что с нее взять, вся ведь в мать пошла. Лейла, помнится, тоже предрекла их встречу. Усмешка. К дочери он бесшумно подходит со спины и кладет руки ей на плечи, чуть наклоняясь к уху.
- Чуда, наверное, - предположил первое, что пришло в голову, чмокнув Иру в щеку.
- Вестимо, чего угодно, но только не меня, - иронично изогнув брови, подвел итоги, внимательнее изучая расклад пасьянса. - Соскучилась? - все с той же насмешливой интонацией, чуть прищурившись. Зависть занял место рядом, заискивающе поглядывая на девушку, внимательно изучая в ней все новые черты - все же вблизи видно больше, нежели на расстоянии. С губ срывается бархатистый, добродушный смех, чуть менее глумливый, чем обычно. Все-таки на душе потеплело, несмотря даже на то, что он, надо сказать, был зол.
- С днем рождения, кстати, - уже прошедшим, правда. Жаль, поздравить еще на знаменательной дате не вышло - нужно все-таки было сохранять видимость того, что она одна и порхает на крыльях свободы, а чересчур беспокойный родитель и знать не знает, где она. Видимость, да. Ведьма об этом не знала, но он так или иначе был рядом. Не всегда, не ежедневно, конечно же, но оставить непутевую дочь без присмотра не мог. И сейчас, в Ливорно, портовом городке, не мог тем более - знал он этих моряков, еще как знал, сам таким как был - так и остался, что уж тут. Протянув руку, привычным жестом заправляя ей волосы за ухо, - не прячь, мол, личико, - Анджи вытягивает из-за него золотую цепочку с кулоном. Магия? Никакой магии, ловкость рук - да и только. Чуть погодя цепочка ложится в ладонь Ноирин. Украшение было в прекрасном состоянии для своего возраста - далеко не один век уже минул с тех пор, как Фил благополучно стащил его из царского дворца. Эту же цепочку он в свое время подарил Лейле. Ну, настало ей время сменить владельца, да и сама ведьма должна ее узнать. Благосклонное выражение, впрочем, недолго держалось на лице мужчины, постепенно сменившись туманным спокойствием. Паузу он и так уже выдержал.
- Ничего не хочешь мне рассказать, до-чень-ка? - Взгляд на мгновение стал испытывающим, тяжелым - лишь на мгновение, вскоре вновь вернув себе свою непроницаемость.

Отредактировано Felix Hildesheimer (2013-11-28 16:53:07)

- Нам, - тихо. Губы разрезает усмешка, плавно переходя в тихий смех. - Вам, точнее. Ты ведь у нас тут.. магию колдуешь, - покружил пальцем в воздухе на манер волшебной палочки. Все-таки полезно иметь в дочерях ведьму. Ему все эти ее чудеса подвластны, к сожалению, не были. Если бы были... Впрочем, тогда он бы здесь не сидел. Уж кому-кому, а этому греху лучше не давать в руки силу большую, чем та, что была положена по праву.
Правда, вспоминая о том, что ведьм в свое время сжигали на кострах - приходилось за ней присматривать несколько внимательнее. Подобному он не даст произойти. Он защитит. Любой ценой будет защищать.
Феликс только качает головой, пожимая плечами и широким жестом разводя руки - мол, как скажешь, вот он я.
- Потому, наверное, на связь и не выходила, - вполне спокойно сделал вывод, николько, впрочем, не давя на это - какая уж разница, если он все равно всегда был рядом. - Она-то? Замечательно, - добродушная улыбка. Вряд ли Ире стоит знать о том, что на этот раз он засадил ей нож промеж ребер и свалил. Распсиховался, как последняя истеричка, как, чтоб ее, сама Ася, и свалил. Ире совершенно точно не стоит об этом знать. Не нужно расстраивать девочку подробностями личной жизни приемных родителей. Ко всему прочему, Уныние бессмертна - ну что с ней станется?
И он снова улыбается, уже совсем по-другому. Не так, как должно быть свойственно греху. Задумчиво смотрит на кулон на шее колдуньи, внутренне вздрогнув, когда та назвала его отцом. Те моменты были не слишком частыми, потому и вызывали такую реакцию - сразу становилось как-то заметно теплее от осознания того, что он ей еще нужен. Осознания, что она ценит все его старания, помнит, что он ее растил, как родную. Помнит. Любит. Силой держать Ноирин подле себя он, в конце концов, никогда не пытался и не собирался - скорее боясь отпугнуть, поэтому предпочитал приглядывать за ней, будучи безмолвной тенью. Так правильнее. Сколько они не разговаривали, правда, уже не упомнить. Долго, давно. Ей уже тридцать. Впрочем, какое "уже"?.. "Еще"! Если не забывать о том, как короток срок у людей, конечно же. Он не хотел думать, что и ее век пролетит быстро. Не хотел думать о том, что рано или поздно потеряет ее, и для нее настанет время уснуть навечно, а для него - двигаться дальше. Примерно так же он отрицал будущее, отказываясь его принимать, когда влюбился в Лейлу.
- Ты стала похожа на свою мать, - Анджи поджимает губы, сравнивая их двоих. Похожи, как две капли воды, и правда. Любовь к упомянутой матери он все же предпочитал для себя воспринимать как чувство долга. Долга сохранить то сокровище, которое она доверительно вверила в его руки. В этом он ей отказать не мог даже после смерти.
Официантка приносит сделанный чуть ранее заказ и наливает вино в бокал. Он и не думает хотя бы кивнуть в знак благодарности, молча отпивая немного, пока Ира несет несуразицу про войну. Плевал он на эту войну, на самом деле. Война в его глазах выглядела не более, чем возней в песочнице. Детки играются, что поделать. На данном этапе она не была ему интересна, как не были интересны ни человеческие, ни чьи-либо еще судьбы в принципе, кроме своих близких.
На одной из фраз, брошенной словно бы невзначай, он замер. Недоверчиво прищурился, рассматривая кроваво-красный напиток в бокале, то ли делая выводы, то ли строя планы, то ли просто пытаясь что-то сам для себя понять.
В воздухе повисает долгое молчание. Феликс и правда пытается вникнуть в смысл сказанных слов. Противоречия раздирали его на части, он не знал, как реагировать: с одной стороны, это страшное проклятие, именно проклятие, уж он-то не понаслышке знал, но... Это значит, что она всегда будет рядом. И плюсы в этой ситуации явно перевешивают минусы. Да простит Господь. Да плевать ему и на Господа, на самом деле, тоже.
Ноирин будет жить вечно. Феликс тяжело выдыхает, залпом осушает бокал и впивается в дочь взглядом - пронизывающим, змеиным, словно бы пытаясь смотреть в душу.
- Кто? - Он задает только один вопрос. И ведьма знает, о чем он. Кто проклял? Кто посмел поднять руку? В чью глотку он должен вцепиться? Да только неясно - убить или благодарить.. Теперь ей, как и ему, суждено вечность наблюдать, как умирают ее близкие. Он знал, что невозможная девчонка нарвалась на что-то, конечно, но не знал, что в таких масштабах. И даже знать не хотел, каким образом.

Отредактировано Felix Hildesheimer (2013-11-30 02:28:58)