Она медленно идет по темной улице, чувствуя, насколько спокойней и легче становится дышать в вечернее время суток, когда людей в разы меньше. Воздух чище. Нет этой омерзительной вони физики, химии и духовных сгнивших начал. Одним только воздухом Ацедия была готова питаться всю вечность. Ее пальцы слегка давили на не просто плоский, а уже впавший живот под плотной тканью траурного платья. В нем было тяжело дышать, оно стягивало всю грудную клетку, а неудачно пришитые пуговицы, казалось, еще и тянут ткань, которая из-за этого обтягивала, каждую косточку девушки. Черные волосы, как обычно, спускались по спине до середины бедра, развиваясь на легком теплом ветру. Бледная кожа отливала белым мертвенным оттенком в редких лучах света из окон, а взгляд ее чернел еще больше, будто в нем заключалась сама бездна. Она была похожа на саму Смерть, являясь в своем образе столь же необычной и чудовищно-завораживающей. Что самое комичное, - и столь же опасной. Смерть не могла умереть, точно так же, как и Уныние была проклята бессмертием. Впрочем, этот вечер был слишком хорош, чтобы думать об этом и страдать.
Куда она шла и зачем - она и сама не знала. Просто шла, бежала куда-нибудь подальше от чертовой реальности с изменами мужа, с ее истерикой и отвратительной бытовухой. При нем она себя не контролировала. Постоянно хотелось рыдать и убиваться. Постоянно. 24 часа в сутки. Наверное, все-таки все это было связано не только с особенностью понятия уныния как такового, но и в общем ситуации в, так называемой, "семье". Сейчас Ася была спокойна, возможно, даже довольна совсем немного, что осталась одна в этой темноте, а ее глаза не жжет очередная порция кислотных слез.
Она хотела отомстить Феликсу. Отплатить его же монетой - изменить извращенцу, задушить его своими руками, всадить ему нож между ребер его самолюбия и достать сердце, сжимая в своих руках, оставить только у себя и никому его не показывать. Но, увы, такое было невозможно. За столько лет девушка успела понять, что ее благоверный просто непробиваем на подобное. Ему к черту сдалась и она, и ее жизнь.
Чертовски романтично, правда?
Шаг в сторону, заворот за очередной угол. Она все дальше уходила в глубины глубин города, точно оказавшись в самом Аду, в котором временно отключили свет и вырубили отопление, а может, и просто вышибло пробки. Ее не душило чувство опасного преследования, но в то же время ощущние, что она здесь не одна, не покидало ее. Впрочем, вскоре Уныние об этом забыла, продолжая уходить все в более темные и тихие уголки улиц.
Это спокойствие в душе греха не могло продолжаться долго. Ася об этом, конечно, не думала, но для нее и час продержаться в этом мире без проблем - победа. Наверное, поэтому, будучи уже просто привычной к всякого рода ерунде, она уже и не боялась нарваться на какого-нибудь серийного убийцу. Все равно выживет - а так удивляться просто нечему. Именно поэтому чувства были притуплены, а мысли вскоре и вовсе заглохли. Только слабые запахи живых людей и слишком далекий шум за спиной. Достаточный, чтобы понять, что это бьют посуду, громко поливая собеседника самыми "добрыми и ласковыми" словами. Прямо как настоящие помои из ведра вынести на чужую башку. Может, даже круче.
Ох, и ассоциативный ряд...
Впрочем, к черту все. Уныние шла дальше. И шла дальше, наверное, если бы, считай, чуть носом не врезалась в темноте в высокую каменную стену, обозначающую только одно - тупик. Уныние какое-то время попыталась даже поиграть в спасительницу собственной шкуры, умело сверля дырку в стене, но это не завершилось абсолютным успехом. Наверное, даже просто успехом. Результата, оно и ясно, - ноль. Тишина в голове и чистое спокойствие. Что же еще надо?
Наверное, только пресловутого маньяка и не хватает...

Отредактировано Acedia (2013-12-03 00:07:20)

Можно было долго философствовать на тему стен, кирпичей, дыр и царапин, как все это держится над землей, уходя к небесам, но не доставая их. Можно было прикоснуться льдом своих пальцев к темноте, думать о смерти, чувствовать, как одиночество сковывает сердце, смотреть на кольцо на безымянном пальце, веря, что оно никогда не потеряется хотя бы у нее. Сейчас можно было часами рассматривать узоры своего сознания, вписывая их в привычную всем картину мира, уничтожая удушающую многих чернь перед собой. Можно было вообразить все, что угодно, да только нужно ли это было Ацедии? Ее глаза отдыхали, видя абсолютное ничто перед собой, зная, что там слабо проглядывается рельеф высокой стены, которую нельзя перешагнуть или обойти. Прямо как в ее жизни. Все закончилось тупиком. Таким же.
Шаги за спиной заставили вздрогнуть плечи, но во мраке столь позднего вечера это вряд ли было заметно. Сказать, что сейчас девушка была совершенно не в том настроении, чтобы с кем-то общаться - не сказать ничего. Редкий вечер, когда она позволяла себе уйти из дома, буквально сбежать от мужа, который так же редко там бывал. Сбежать от реальности. Сбежать от их общего воздуха, от их общих мыслей. Вчера еще грудная клетка хрустнула под его руками, а сегодня ребра стягивает плотная ткань, но дышать все так же тяжело.
Этот голос... родной, но далекий по ее собственному желанию.
- Свое будущее... - тихо ответила Ася, положив ладонь на ладонь на животе.
Она медленно повернула, чуть наклонив, голову, посмотрев в глаза своего брата. Хотя можно ли так говорить, когда по крови они все произошли от проступков людей? Они разные. Их физические оболочки не принадлежали друг другу. А души жили вечно, рожденные в Аду тысячи лет назад. Брат и сестра - одни слова, которые пристали к языкам, привязались, точно назойливые и надоедливые мухи. Все это было настолько глупо и неправильно, что даже думать об этом серьезно не хотелось. Ее муж - грех. Ее муж - ее брат. Но брат ли? Родная душа давным давно была определена отнюдь не кровью, а тем безумием, что они творили на полях человеческих войн в сердцах миллионов.
Алчность шел за ней. Он следил за ней. И здесь даже глупо было спрашивать, что нужно было ему от нее - уж у жадности-то всегда найдется аргумент - собственно, ее явление.
Уныние слабо вздохнула, не сдвинувшись с места. Но в спину ударил поток прохладного ветра, словно подтолкнув ее сделать шаг к охотнику за ее телом и душой. Пряди черных волос упали на лицо, скрыв ненадолго дикие глаза девушки. Ей показалась, что она оказалась в клетке, сделав один лишь шаг, где дверца за ней тут же захлопнулась.
Страха не было. Внутри появились первые эмоции, которые даже трудно было охарактеризовать. Где-то там даже интерес показался. Все-таки любопытно было отчасти посмотреть, что будет делать грех алчности, когда наконец-то загнал свою добычу в угол. На лице Уныния блеснула слабая злая улыбка, но вскоре так же исчезла, как и появилась. Воцарила густая тишина, что навалилась своим телом на хрупкую фигуру девушки. Она слаба, она не сможет защитить себя, так что она мысленно уже была готова снова оказаться под дурманом событий, приняв их как подобает ее греху.
Она была сумасшедшей. В ней это чувствовалось за километры. Сумасшедшей по собственному желанию, искусно играя эту роль от безысходности. Она бежала от одной проблемы и оказывалась с другой. Это был замкнутый круг, из которого она не представляла как выбраться. Оставалось только смириться и искать хоть какие-то плюсы, которые пока она найти так и не смогла.

Отредактировано Acedia (2013-12-03 19:29:47)

Она бы назвала его сладким зефиром, заполняющим все пространство, она бы назвала его приторным вином, назвала бы медовым сиропом, налитым на гору сахара только за одно слово. Лапушка... точно маньяк он резанул по ее груди этим словом, но она ничего не сделала. Он был уже неизбежен. Остается только наблюдение и нарастающий интерес. Всяко лучше, чем сидеть дома и чувствовать, как муж тебя ненавидит и думает о шлюхах этажом ниже.
- А ты хочешь посмотреть на мою смерть? - спросила Ацедия, убирая пряди непослушных волос за ухо, отворачиваясь от стены. - Моя смерть неосуществима. Мы уже и так в этой бездне вечности. Это уже не только мое будущее... - спокойно ответила девушка, поправляя складки в платье, не отводя взгляда с родственника.
Предложение погулять оказалось неожиданным. Ася ждала многого, но никак не прогулки. В конце концов, они оказались в темной подворотне, где свет от полной луны даже теряется и опускает свое значение ниже плинтуса, а он так галантно предложил погулять. Это задело, а в какой-то момент даже заставило дрогнуть от мысли, что кто-то обращается с ней нежней, чем ее собственный муж. Данный факт оказался болезненным, признал свою новизну и непривычность. Эти чувства были, скорей, не новы, но при этом выглядели как давно забытое старое.
Его улыбка казалась наигранной, а прикосновение искусственным, нереальным. Но при всем этом Ася не видела смысла отказываться или высказывать свое недовольство. Внутри было смятение, что удушило все остальное разом, заставляя девушку метаться между двух почти потухших углей. Идти или нет? И не скрывается ли за этим очередная боль?
Впрочем, какая разница?
Она застыла, а вскоре жалобно дернулась, будто хотела уйти, но тут же остановилась, глядя прямо в глаза белобрысому, чувствуя, как сердце сделало удар мимо привычного ритма.
- Ты... я нужна тебе... сделаешь из меня проигравшую, - шепотом сказала Уныние, почти сливаясь с голосом ветра.
Она прикрыла глаза и опустила голову, точно провинившаяся школьница. Сердце снова ударило птицей в клетке, грусть черной вуалью легла на ее голову, мерно вздыхая под танцами ветра. Ногти царапнули запястье Алчности, а потом кисть жалобно повисла, расслабившись. Грех сделала легкий шаг назад, отказываясь уходить в свет.
Впрочем, она и сама не понимала, что происходит и чего хочет лично она. Ее не заставляли что-то делать, но при этом она чувствовала давление и хотела сопротивляться. Она знала Алчность, он ей нравился глубоко в душе, но сердце уже было занято Завистью. Все превращалось в первые серии трагикомедийного сериала. Ее не заставляли, она не защищалась. Эта неопределенность между предложением и приказом начинала душить. Девушка искренне растерялась, не желая быть жертвой охотника. Она отвернулась лицом от брата, все так же опустив голову.
И снова наступила тишина с ее стороны под аккомпанемент ветра, гуляющего среди пустых улиц.

Он был рядом, старался выглядеть ненавязчиво, утягивая за собой. Ее рука лежала там, куда ее положили, пальцы расслабились, а дыхание снова выровнялось. Ее тянули в свет, ее забирали из ее личной темноты и спокойствия. Алчность выглядел в свете луны слишком умиротворенно, что было для каждого греха дико. Было понятно, что все это таит за собой звериное желание. Мысль о похоти казалась девушке сейчас тошнотворной. И она бы упиралась, если бы была не столь слаба и поддатлива на подобное воздействие. Он вел ее за собой, и она шла за ним. Прошлое чувство, слабая влюбленность к своему собеседнику, если столь извращенное общение можно было так назвать, было придушено тут же, как только она заметила кладбище, а точнее его выское ограждение. Ее тянуло туда, а он ее вел к центральной площади.
- Я не понимаю... - тихо сказала девушка, все так же отводя взгляд, черной тенью идя рядом с братом. - Почему я стала такой... - она убрала худыми пальцами правой руки пряди волос, упавшие на лицо, блеснув обручальным кольцом, которое никогда не снимала, будучи преданной браку с Феликсом. - И почему я не нужна ему... - ее губы скривились, пальцы сжали руку Алчности. - Почему... я сейчас сбежала от него? - слыша какую-то браную ругань вдалеке, спросила Ася.
И тут же, почувствовав, как они подходят через пустынную узкую улицу все ближе к площади, где будет слишком шумно, она резко остановилась, отстранившись от Алчности, и посмотрела на него с долей обиды и недовольства, будто она разговаривала со своим мужем. Возможно, да хотя что тут "возможно", это могло задеть брата, но она была странной - это у грехов в крови. Ее волновал этот вопрос, и что бы ни делал Марко, все напоминалао ей о другом. И теперь ее охватил страх, какое-то безумие, что перед ней стоит он.
Она закрыла губы ладонью, сделав шаг назад, тут же задев стену спиной. Следующий вздох прозвучал как-то жутко до хрипоты, как будто она сейчас задохнется. Это он, Феликс, сделал ее такой. Это он, ее муж, убивал ее собственными руками и не жалел. Это он протанцевал на остатках ее характера, незараженного болезнью мертворожденного греха Печали. Он уродовал ее душу сам, когда она и так была искалечена. И она любила его, когда он любил других.
Почему она сбежала? Почувствовала себя смелой. Поняла, что может вырваться из этого ада на земле. Но тут же поняла, что он всегда будет с ней рядом, он всегда будет ее преследовать. В чужих обликах, в ее отражении, в ее голове. И самое главное: она и сама не желала бежать от этого. Сильно любила, сильно желала оставаться рядом, несмотря на всю ту боль, что он ей причинял.
Хотя в какой-то момент ей захотелось познать ласки и тепла в других объятьях...
Чего она хотела, чего она боялась по-настоящему? Она, казалось, вжималась в стену, смотря на брата, и не понимала, что происходит.
- Что тебе нужно от меня? - шепотом спросила Ацедия, смотря прямо в глаза Алчности.
В ее черных глазах перестало читаться абсолютно все, даже ее собственный грех. Пустота за костями, прикрытми кожей, бесшумное дыхание, наряду с безумно бьющимся сердцем. Ладонь медленно опускается к груди, а потом безвольно падает, ударившись пальцами о каменную стену. Она не понимала уже вообще ничего. Появление в ее вечере чего-то, что было незапланированно и нежеланно, снова погрузило ее в дикость ее жизни. Почему она об этом раньше не спросила? Что ему от нее нужно? Чего он хочет? Почему он вообще за ней следил?
Выглядела жутко и одновременно с этим убого в своих глазах. И ее это приводило в состояние полнейшей безысходности.
Вырваться, увы, не вышло.