Последние дни у командора были проблемы на личном фронте. Капризная любовница, гордо именуемая Работой, требовала срочного и долговременного внимания, вынуждая гнуть спину за столом, перебирая кипы отчетов. Но Вайсс был благодарен этой самой работе, отчасти. Почему? Если бы он не забрался в груду не разобранных личных дел претендентов в Гончие, ему бы не попалась на глаза «списанная» со счетов Патруля леди. Местная Черная вдова, еще один интересный экземпляр, не втиснувшийся ни в одну из рамок. И куда ее направили? Конечно же в штат Инквизиции, в компанию таких же сумасшедших и странных любителей пройтись по лезвию даже не ножа, в бритвы. Командор усмехается, перелистывая страницы, исписанные тонким аккуратным почерком. Перечень имен. Перечень «мужей».  Все мертвы. Невнимательность напарницы? Или стечение обстоятельств? В любом случае – все выяснится при личной встрече.
За чтение более подробной биографии волчицы, Габриэль не слышит стука в дверь, отвлекается лишь на голос. Вскидывает голову, несколько шальным взглядом скользит по пустой комнате, пока мысли-бродяги, в голову не возвращаются и ставят все на свои места.
Кабинет пуст. Голос женский.
Из-за двери.
Тонкий запах духов.
Мужчина морщит нос, но тут же заставляет себя отогнать ненавистный душок и вернуть на лицо отрешенно-невозмутимое выражение. И взгляд. Взгляд такой, как бы ленивый, как бы я смотрю на вас, как на известную субстанцию. Ибо я не я, здесь Командор, а он человеком являться не обязан. Когда работаешь с психами  - сам становишься немного двинутым на голову, но в инквизиторском деле иначе нельзя. Там, где здравый смысл отступает за спасительную грань беспамятства, навстречу очередной страхолюдине выходит безумство в купе с восторгом предстоящей схватки. Все пришедшие сюда либо безумно талантливые, но полные идиоты, либо абсолютно лишенные чувства самосохранения, отчаявшиеся в жизни и ищущие себя в смерти гении. Приходя сюда, все либо что-то отдают Гончим, либо чем-то жертвуют.
Чаще всего - человечностью.
- Дверь открывается на себя. – чуть повышая голос, ровно на тон, так, чтобы гостья услышала. Ну вот и свиделись, легенда Патруля. Вайсс откидывается на спинку кресла, отгоняет проскользнувшую мысль о том, что стоит хотя бы кивком поприветствовать даму, когда та войдет. Нет. Упрямый и слишком вымотавшийся, но напряженно-собранный сейчас, настороженно-чуткий. Ведет носом. Скрип. Приоткрытая дверь. Запах духов усиливается, слышно чужое дыхание и мужчина подается вперед, опираясь локтями на край стола. Приходит в движение разом, щурится внимательно, сжимает губы и хмурит брови. Ждет.

Дверь мееедленно, со скрипом и натугой отъехала в сторону сама, освобождая путь для девицы в святая святых кабинет начальника Инквизиции. То, с каким лицом сидел у себя за столом командор надо было видеть и зарисовывать. Ну или по возможности как можно скорее фотографировать. Прикинуться шлангом не получалось при всем желании, но это... это! Мужчина сжимает указательным и большим пальцами переносицу, опускает взгляд в пол - это высший показатель его раздражения сейчас. Новая дверь. Эта баба сломала его новехонькую, идеально отполированную дверь! Твою мать... Я же ее только два дня назад после особо впечатлительного стажера на место поставил. Охх, снова расходы, снова долги. Вычту из жалования. Для профилактики.
- Заходи и садись. И, после того, как мы закончим говорить - ты вернешь дверь в изначальный вид. Каким образом ты это сделаешь - не мои проблемы. - Вайсс пожимает плечами и откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и внимательно рассматривает гостью. Выглядела она конечно... А уж как благоухала. Тут уж не знаешь, то ли нос ватой затыкать, то ли можно сразу в голову пулю всадить. Ей. - Что расскажешь мне нового, кроме того, что напридумывали в твоем личном деле?
Блондин наклоняет голову и усмехается краем рта, ожидает ответа с особым удовольствием. И готов прождать ближайшие пару часов. Ведь из этого кабинета, пока Пес не удостоверится в абсолютной тронутости на голову этой леди, никто никуда не выйдет. И внутрь тоже не зайдет.
Пальцы отбивают неторопливый, но дико раздражающий ритм по ручке стула, сам мужчина осматривает придирчиво, почти не моргая при этом.
Змея. - как диагноз. Как приговор первого знакомства.

Несколько истеричный смех претендентки на роль очередной Гончей мужчину ни чуть не раздражал. Напротив, он сделал морду кирпичом и молча выждал, пока рыжая наконец-то успокоится и ответить на заданный ранее вопрос. Смена интонаций и смена выражений. Столько чувства. Всем больно терять самое родное во всей жизни и этой и будущей существо. Всем без исключения, даже самым закаленным характерами охотникам. Блондин постукивает пальцами по краю стола и наклоняется вперед, опирается подбородком на сложенные накрест кисти и смотрит внимательно, чутко. Слушает молча, стараясь проникнуть чуть глубже простых слов и обычных эмоций. Куда-то в душу, в душу больную, в душу одинокую. Прикрывает глаза, когда девица замолкает и поднимается со своего места, обходя стол и доставая из-за стеклянной дверцы небольшого шкафчика графин с водой и стакан. Наполняет, чтобы затем вручить гостье.
- Занимательно. - коротко произносит Вайсс, направляясь к двери и пристраивая оную на место, закрывая и затыкая дырку, что осталась от ручки, тряпкой для протирания пыли. - Черная вдова Патруля. Волчата тебя боялись и сторонились, командор хотел отметить, как проф. непригодную.
Возвращается и опирается бедрами на край стола, складывает руки на груди, улыбается едва заметно и щурит глаза.
- Я верю тебе. Обычно все, кто говорят, что сдохнешь ты - мрут сами. Мухами. А ведь, успеваешь привязаться к стервецам, верно? Пей. Полегчает. - медленный выдох. - Если быть честным, то нам не о чем больше с тобой разговаривать, Лексус Хассовски.
Улыбка с губ сползает, бровь сходятся на переносице: инквизитор хмурится и отводит взгляд, но все равно видит, что сейчас творится после его слов с и без того потерявшей всякую уверенность и надежду девицей. Несчастна. Только таких вот. Неудачливых, загнанных, одиноких сгоняют в Инквизицию и делают из них идеальных солдат. Ведь тот, кому больше нечего терять все равно бьется лучше других. Потому что в отчаянии. И хочется склеить ласты где-то в подворотне, но не от ножа грабителя и не от постоянного пьянства. А от когтей какой-нибудь твари. В сражении за безнадежную свою жизнь. резкое движение и ладони упираются в ручки кресла. Габриэль наклоняется к самому лицу, смотрит прямо в глаза.
- Корень твоих бед - ты изначально неправильно выбрала свой путь в жизни. Подумай об этом. В чем ты ошиблась. С какого момента, с какого выбора началось то, что началось. - быстро, уверенно, жестко, вынуждая отвечать так же, в тон, интонация в интонацию и честно. Предельно честно. Первая мысль всегда самая верная.